Фрустрация и тревога в игре

Когда дети играют, они во многом сами отпускают свои эмоции, давая им разрядку в этой игре.

Иногда я рекомендую родителям, которые ко мне приходят принимать то, как выходят детские эмоции. Это шумно, это очень некрасиво, это может задевать чувства родителей, но это бывает важным и необходимым шагом для психологического благополучия детей. Когда родители научаются не принимать лично ту реакцию, которая, подобно лаве из вулкана, вырывается наружу из ребенка, это ставит отношения на правильные рельсы.

Нормализуя то, что ребенок не может контролировать, мы встаем на сторону ребенка, отвечая его вечный висящий в воздухе и не заданный вопрос – а ты все еще со мной?

Ведь можно ужасаться тому, какой у вас ребенок в данный момент, отвергая его одним своим выражением лица, а можно помочь ему прожить его эмоциональный шторм и выйти из него.

Чтобы принимать то, как выглядит тревога ребенка нужно много мужества, чтобы принимать то, как выглядит фрустрация ребенка, насколько он может быть неуправляем и агрессивен – нужно много ангельского терпения.
И в этот момент опять помогает игра. Сложно представить себе, как можно играть с ребенком и смеяться вместе с ним над его же повторяющимися компульсивными движениями, показывая ему принятие, сложно представить, как можно принимать атакующего и сметающего все ребенка играючи.


Абу-Дабу
У нас с девятилетним сыном давно не было агрессивных инцидентов, в которых мы не могли бы ему помочь, пока ему не подарили «Кошмариум».

Настольная игра принимает совсем неожиданные обороты. То крушитель всех планов и ожиданий – невыносимо для чувствительного ребенка. У нас был период, когда он, начиная проигрывать, видя, что его прогресс в игре уничтожается соперниками, начинал злиться.


И вот так получилось, что при этом он возмущенно пытался что-то сказать, получилось вроде «Абу-дабу-даби-абд-абдд-аааа» и дальше он психанул и ушел кричать в бешенстве, бросил игру. Так повторилось несколько раз.
Его отец заметил это, уже начиная играть, он иногда сразу говорил, что сын будет сейчас говорить «Абу-дабу-даби». Пока все были спокойны – это было смешно. А еще он иногда сам начинал так говорить, когда видел, что его дела идут плохи. Он мог позвать сына играть в игру, используя это, как шутку, вроде «Иди играть абу-даби-дабу не хватает в нашей жизни». Я поддерживала эту шутку.
Так эти слова стали частью игры. Сын стал и сам иногда говорить прямо в игре – «я чувствую, что дело идет к абу-дабу-даби». Потом в гостях у бабушки она пригласил и бабушку поиграть, рассказав про себя эту историю, рассказав, что он сейчас будет так делать, и что он обычно так и делает, когда проигрывает.

Мне кажется, что такая словесная игра помогает очень сильно – но не в том, что снижает его фрустрацию, а в том, чтобы он строил свои отношения с фрустрацией:

• обнаружил, что есть в нем такие чувства,
• заметил, когда они зарождаются,
• смог бы их называть и
• замечал бы, как они проходят по телу,
• а затем мог бы и выбирать свои поведенческие реакции на импульсы внутри.

А также помогает в том, чтобы он не чувствовал бы себя не нормальным тогда, когда злится, и это бы не повергало его отказываться от части себя, ненавидеть или стыдиться самого себя.
Чтобы он ожидал свою злость, имел бы для нее приглашение от самого себя. От нас это приглашение для своих эмоций уже получил, и как раз тоже благодаря игре. Наша игривость в этом деле показала то, что последствий за то, что ты чувствуешь именно то, что чувствуешь, не будет, это не повредит отношениям, это не заставит нас отвернуться от тебя, и это не будет поводом для пристыживания и требований измениться, для тревоги за отношения привязанности.


В этом для детей много ценного, они могут использовать правильно время детства, которое на самом деле задумано для того, чтобы познакомиться с самими собой и со своими внутренними пружинами и механизмами, чтобы стать себе лучшим другом, прежде чем научиться держать лицо.